birdman

Я помню первый фильм, от которого я рыдала. Если говорить откровенно, кино редко может впечатлить меня. Да, в детстве я пускала пустые слёзки от сцены в Титанике, где музыканты решили остаться на тонущем корабле и играть что-то (что они там играли?), но потом слезные железы мои огрубели, и заставить их работать стало на порядок сложнее. Тот же Титаник позже вызывал только смех и пошлые шутки. Слёзы о нём даже тогда, в десятилетнем возрасте были пустыми, номинальными, потому что звучит грустная музыка и камера двигается от лица к лицу, каждое исполнено героизма – значит положено плакать. Но я отвлеклась. Фильм, во время которого я рыдала до истерики, задыхаясь, будто умер мой лучший друг – был «Сука-любовь», первый полный метр Алехандро-Гонсалес Иньярриту. То были не номинальные слёзы, нет – это был катарсис. Наверное, первый в жизни.

Удивительно, но «Сука-любовь» шел по телевизору – та чудесная пора, когда кино может само тебя найти: ты просто клацаешь каналы от одного к другому и в какой-то момент застреваешь на одном и не можешь оторваться. Так посмотрены сотни фильмов, годных и полного шлака – фильмов без начала и иногда без конца. «Сука-любовь» очень личный – не ошибусь, если скажу, что это первый фильм, после просмотра которого, я захотела узнать имя режиссёра.

Тогда я не знала ни кто такой Иньярриту, ни что в Мексике делают кино вообще-то. В мою жизнь пришел Интернет – и дальше все его фильмы, который вышли к тому моменту. Я знаю их наизусть в хронологическом порядке: Сука-любовь, 21 грамм, Вавилон, Бьютифул. Последние два были просмотрены уже в кинотеатре. Несколько альманахов: «У каждого своё кино», «11 сентября», короткий метр, несколько вещей для телевидения.

Говорят, что Шекспир и мыльные оперы в корне ничем не отличаются. Это писал Митта в своей книге. Мне не нравится Митта и его фильмы, но в случае с Иньярриту это работает. Вплоть до Бьютифул – его фильмы отличались характерной сценарной структурой, множественностью персонажей, живых, настоящих, таких, у которых есть жизнь за кадром, а не тех, которые появляются под печальную музыку, чтобы героически умереть. Нет, даже не умереть, а договориться умереть, вышибить слезу и исчезнуть.

Иньярриту начинал с мыльных опер. Мексика. Меня очень веселит этот факт. Его Сука-любовь после пятого просмотра, конечно, оставляет привкус мыла, отчасти за счёт игры актёров, отчасти за счёт низкого бюджета – но вызывает подлинные эмоции у меня, не самого капризного, но достаточно толстокожего зрителя. За эти 14 лет, что режиссёр делает кино на большой экран вне мексиканского телевидения, можно отследить его развитие, его путь в большом кинематографе. Где-то трудный, но прекрасный.

После Вавилона Иньярриту оставил свою манеру сюжетного переплетения. Это не помешало фильму Бьютифул вызвать катарсис. У Иньярриту Бардем прекрасен, его персонаж слипается с внешностью и влюбляет в себя и пугает собой. Там и здесь у него мистика, любовь и смерть, три подруги.

И вот Бёрдмен. Мы ждали его. Я ждала. Он вышел чуть ли не прошлой весной в мировом прокате, но я хочу большой экран – ведь это Иньярриту. Но прокатчики занимаются чем-то другим, и время идёт, о Бёрдмане забывают – ведь здесь нет скандала на религиозную тематику, здесь нет гомосексуального вундеркинда, здесь нет политики и рек крови. Это неожиданно комедия, пускай и очень печальная. Иньярриту опять экспериментирует с форматом, кажется, что Бёрдмен снят в стенах театра глазами некоей заблудшей души, как путешествие мертвеца у Гаспара Ноэ в его «Вход в пустоту» – ни на секунду не останавливается, всё время что-то происходит: актёры играют актёров, не-актёров, хорошо играющих актёров, эта разница, которую ты можешь почувствовать. Прекрасный, замечательный Нортон, прекрасная Наоми Уоттс, вечная обаятельно-безликая спутница независимых режиссёров,Майкл Китон, даже парень из мейнстримовых комедий Зак Галифианакис. Алехандро Гонсалес Иньярриту. В России, наконец-то, завтра.

Текст: Саша О